думаю, и она. Та, которую я описала, просто сразу бросилась мне в глаза.Мария-Тереза, а не проблема неразрывной связи человека и природы?
думаю, и она. Та, которую я описала, просто сразу бросилась мне в глаза.Мария-Тереза, а не проблема неразрывной связи человека и природы?
позиция автора ?Марина, думаю, и она. Та, которую я описала, просто сразу бросилась мне в глаза.
наверное, она заключена в последнем предложении. Успешность или неуспешность человека и качество его жизни прежде всего зависят от его трудолюбия и упорства.Мария-Тереза, позиция автора ?
спасибо большое)Марина, наверное, она заключена в последнем предложении. Успешность или неуспешность человека и качество его жизни прежде всего зависят от его трудолюбия и упорства.
не за что.) надеюсь, что это правильно.Мария-Тереза, спасибо большое)
я тоже буду на это надеяться)Марина, не за что.) надеюсь, что это правильно.
Это случилось в голодные послевоенные годы. Однажды, вернувшись домой, еще на крыльце я почувствовал аромат свежевыпеченного хлеба. Из сеней запах потащил меня в комнату, к бабушкиному комоду. Там, во втором ящике, под старенькой простыней, я увидел четыре огромных, душистых, белых каравая с высокими пористыми боками, блестевших масляной корочкой. От их запаха у меня кружилась голова, но впиться в хлеб, разломать его, откусить я не посмел. С великой натугой я закрыл комод.
- Егорушка! - ахала бабушка. - Да что ж ты все нам, у тебя своих пятеро...
- У моих-то-отец,вот он, с руками и ногами, а ему кто,сироте, даст?
то была самая больная струна в моем сердце, и он потянул за нее, этот незнакомый голубоглазый, словно вылинявший от солнца Егор. Я возненавидел Егора,меня затрясло от его белозубой улыбки и жалостливых глаз. И как я, пятилетний недомерок, сообразил, чем больнее ударить его?!
А что это у нас в доме так навозом тянет? “Вот так тебе! - подумал я. - Пришел. Расселся. Жалеет. Разговаривает!”
Запах от Егора шел густой, в нем мешались конский и человеческий пот, махорка и духота овечьего закута.
Егор заморгал белыми ресницами, нахлобучил бесформенную папаху и суетливо заторопился.
Когда я ел божественно пахнущий ломоть, грыз хрустящую корку, тонул в белопенном мякише, чувствуя щеками его живое тепло, я не понимал, какой поступок совершил. И только потом, когда томление сытости стало склеивать мне веки, я удивился, почему это после ухода Егора ни мама, ни бабушка не сказали мне ни слова. Мама сидела, забившись в угол старенького диванчика, а бабушка гремела посудой.
...На улице было темно. Все привычное и незаметное днем переменилось, выросло и затаило угрозу: и плетни вдруг поднялись, как зубчатые стены, и беленые стены хат при луне вдруг засветились мертвенно и хищно.
...Спотыкаясь и поскуливая, я вышел к оврагу, где огромным чернильным пятном лежала темень.
Как во сне, я поднялся, перешел черный овраг и, стараясь не смотреть в сторону кладбища, вышел к Егорову куреню. Окна не светились... И тогда я зарыдал в голос, потому что все было напрасно: Егор спит, а завтра он уедет и никогда не простит меня!
- Кто здесь? - На огороде вдруг осветилась открытая дверь бани.
- Дядя Егор! - закричал я, стараясь удержать нервную икоту. - Это я! - И, совсем сомлев от страха и стыда, почему-то совершенно замерзая, хотя ночь была жаркая, ткнулся во влажную холщовую рубаху овчара и, заикаясь, просипел: - Дядя Егор! Прости меня!
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 2